Царь Пирр Период, наступивший в эллинистическом мире после смерти великого Александра Македонского, несмотря на свой явно нисходящий вектор, дает нам много поучительного материала с точки зрения постижения тактики и стратегии. И одним из наиболее значимых этапов этого времени стала жизнь эпирского царя Пирра.
Эпир был рыхлой федерацией нескольких горных племен, расположенных к северо-западу от Греции. Там жили варвары, в среде которых утвердилась полугреческая династия, кое-как скрепившая местную государственность и принесшая начатки цивилизации. В период могущества Спарты, Афин, Фив, Македонии ловить эпиротам было нечего. Однако гигантская смута, пришедшая после Александра, позволила горцам сказать свое веское слово.
Впрочем, одной объективной ситуации для этого было бы недостаточно – необходим субъективный фактор. И он нашелся, в лице Пирра.
Пирр получил прекрасную военную школу. Он начинал как ребенок-изгой, спасавшийся при дворе иллирийского (тоже варварского) князя от изверга Кассандра (узурпировавшего власть в Македонии и уничтожившего мать Александра Олимпиаду, вдову Александра Роксану и сына и наследника Александра – тоже Александра).
Естественным, поэтому, для Пирра было примкнуть к врагам Кассандра – царю Великой Фригии Антигону Одноглазому и его сыну Деметрию - который непосредственно и оперировал на Балканах (Антигон сражался в Азии).
Антигон любил говорить: «Александр рубил колосья, а я их подбираю». Казалось, он возродит империю. Но остальные диадохи (полководцы великого Македонца, ставшие самостоятельными монархами: Птолемей - Египет, Селевк – Вавилония, Лисимах – Фракия, Кассандр - Македония) заключили против Фригии союз. Благодаря великолепной стратегии и оперативному искусству, они сумели соединить свои силы в единый кулак (это было трудно сделать вследствие центральной позиции Антигона).
В решающем сражении при Ипсе (Малая Азия, 302 год до н.э.) Деметрий со своей конницей опрокинул левое крыло армии коалиции. Однако, тем временем, оставшиеся части противника начали окружение фаланги Антигона Одноглазого. Деметрий пытался пробиться на помощь к отцу, но не смог это сделать из-за противодействия слонов Селевка (их было 400 штук – самое большое число слонов, использовавшееся в битве Древнего мира!).
Это бы еще полбеды, но окруженные фалангиты Антигона начали сдаваться войскам коалиции. Старый фригийский царь пал духом и был убит.
Сам Деметрий еле спасся, но смог вернуться в Грецию, где у него были базы, войска и корабли. В числе его окружения был и Пирр, получивший прекрасный опыт.
Далее были новые войны. Деметрий воевал в Малой Азии, Пирр удерживал его греческие владения. На родине – в Эпире господствовали враждебные кланы. Затем Деметрий отправил Пирра в Египет – в качестве ценного заложника, гарантировавшего мир с Птолемеем. Это была ошибка сына Антигона Одноглазого, поскольку эпирский царевич, удаленный от своей земли сильно на него обиделся и позволил дальновидному Птолемею перевербовать себя. Египетский царь женил Пирра на своей приемной дочери и отправил с войском в Эпир.
Там царевич довольно быстро сломил сопротивление враждебных кланов и вернул себе престол. Затем он начал борьбу со своим бывшим покровителем Деметрием.
Сын Антигона Одноглазого, к этому времени, сумел смести наследников Кассандра и стать македонским царем. Используя все еще большие ресурсы Македонии и Греции, он начал готовить колоссальную армию, дабы взять реванш над победителями своего отца. Предполагалось построить свыше пятисот кораблей огромных размеров и набрать армию в 100 000 чел. (с учетом строителей и обслуги мобилизации подлежало свыше 300 000 !).
Ставка, естественно, делалась не на качество, а на количество.
Но создание таких огромных армий почти никогда к добру не приводит. Терпение македонян лопнуло, и, когда Пирр начал быстрые вторжения с юго-запада, воинство Деметрия пачками переходило на сторону эпирского царя. Ситуацию усугубила и война сына Антигона на севере с Лисимахом Фракийским.
Короче, сам Деметрий еле удрал в Грецию, где находился с армией его сын – Антигон (назван так в честь деда) Гонат.
Пирр стал царем Македонии и правил ей некоторое время. Но македоняне эпохи войны диадохов не отличались верностью царям, и с легкостью переходили на сторону их противника. Пирр не смог противостоять давлению Лисимаха (располагавшего куда большими ресурсами), и отступил в родной Эпир. Возможно, он ушел также, вследствие своего отторжения македонским обществом (которое, в конечном счете, не пожелало подчиняться инородцам).
Это был первый этап царской карьеры Пирра.
Но пертурбации в мире диадохов продолжались. Сперва погиб Лисимах – разбитый великим Селевком при Курупедии (Малая Азия, 281 год до н.э.). Последний высадился в Македонии, почти объединив наследие великого Александра, но коварно был убит младшим братом нового египетского царя – Птолемеем Керавном. Керавн стал очередным царем Македонии, сопровождавшие Селевка войска перешли на его сторону.
Пирр мог снова вмешаться в борьбу на Балканах, но избрал иное решение. Его пригласил огромный греческий город Тарент (Южная Италия) для защиты от экспансии Римской республики.
Фишка была в том, что Пирр был очень честолюбив. А Эпир, несмотря на храбрость его горцев (обученных царем по последнему слову тогдашней военной науки), не представлял достаточную ресурсную базу для великодержавной политики. Поэтому Пирр и пытался найти ее в другом месте. Не удалось в Македонии – почему бы не попробовать счастья в Италии?
Пирр еще сумел удачно поторговаться с обоими царями из династии Птолемеев – египетским и македонским. Новый царь Македонии (довольный, что удается сбагрить неугомонного эпирота куда подальше) предоставил ему 4 000 всадников, 5 000 пехотинцев и 50 слонов. После перехода на его сторону огромной азиатской армии убитого Селевка, Керавн, вероятно, не знал, куда девать лишних солдат – им ведь надо платить. Египет же дал Пирру флот для перевозки войск, деньги для их содержания, и гарантии, что Керавн не нападет на Эпир в отсутствие царя.
Пирр прибыл в Тарент с примерно, 25 000 отлично обученных солдат, и начал создавать большую армию из местных греков и италиков, желающих противостоять экспансии Рима.
Первое сражение произошло при Гераклее (280 год до н.э.). Пирр, увидев с высоты римский лагерь, сказал: «У этих варваров вид совсем не варварский. Но – посмотрим, каковы они в деле!».
Римляне, разумеется, «варварами» не были (если понимать под «цивилизованностью» способность к организации и планированию, развитую у сынов Вечного города в высокой степени). Однако тогда об этом мало кто догадывался на эллинском востоке.
Но Пирр – выиграл битву. Эпирская конница, стоявшая на правом крыле, притворно отступила перед римской, и заманила ее на стоящих поодаль слонов. Разгромив, таким образом, левое крыло римлян, конница и слоны зашли во фланг римским пешим легионам и, синхронно с фронтальной атакой фаланги, разбили их.
Тем не менее, это не явилось полным разгромом римлян (в отличие от ганнибаловых Канн). А, главное, Пирр потерял много своих эпиротов – наиболее ценных бойцов.
Следующее сражение произошло при местечке Аускуле (или Аускулуме), в 279 году до н.э. Там римляне попытались атаковать переправлявшуюся через реку армию Пирра. Атаковали, естественно, лишь частью своих сил – чем успели (эпирский царь никогда не подставился бы во время переправы главным силам противника).
Пирр все-таки переправился, развернул свои войска и на следующий день дал битву.
Сражение было упорным, с каждой стороны в нем участвовало, примерно, по 70 000 воинов. Но и на сей раз его исход решили победа пирровых слонов над римской конницей на фланге, и фронтальная атака фалангитов.
Здесь необходимо сказать о тактике римлян и их противника.
Принято считать римский легион лучшим из возможного. Однако, «по размышленьи зрелом», можно прийти к иным выводам.
Дело в том, что римская тактика (средне- и тяжелая пехота, вооруженная легкими метательными копьями-пилумами) сформировалась в условиях борьбы со средней италийской и галльской пехотой и конницей. Здесь римляне были на высоте.
Столкнувшись, однако, с эллинистической армией (в ее хорошее время) под руководством Пирра, а затем – с реформированной по эллинистическим же образцам Гамилькаром и Ганнибалом армией Карфагена, римляне чаще проигрывали битвы. А победили благодаря преимуществам своей социально-политической, а не военной системы.
Конечно, здесь возможны возражения. Ганнибал и Пирр были очень талантливыми полководцами. Их армии укомплектовывались профессионалами. А Рим в ту эпоху выводил в поле гражданской ополчение под руководством выдвиженцев Сената.
Позже Сципион Африканский и Марий провели ряд реформ армии, переведя ее на профессиональную основу и сделав гораздо гибче и мобильнее.
И действительно, армия поздней Македонии была разбита вдребезги при Киноскефалах и Пидне. Армия эллинистического государства Селевкидов была разгромлена при Магнесии. Так же Суллой и Лукуллом (известным нам по знаменитым «лукулловым пирам») была разбита фаланга Митридата Понтийского.
Но. Фаланга поздней Македонии зашла в тупик вследствие реформ, превративших ее в ходячую крепость, способную лишь к пассивной обороне. Плюс – мало стрелков и кавалерии. Государство Селевкидов раздиралось противоречиями. Понт – отколовшийся вассал, был маловат, чтобы тягаться с Римом.
Вот если бы римляне столкнулись с Александром… Или, хотя бы с его наследниками – первыми диадохами (Селевк, Птолемей, Антигон, Эвмен, Кассандр…).
Армия Александра Македонского представляла гибкое сочетание тяжелой фаланги, стрелковых частей и сильной кавалерии (плюс соединения промежуточного типа). Она обладала мощным ударом и, в то же время, высокой мобильностью.
Римская армия состояла обычно на восемьдесят процентов из легионеров, плюс некоторое количество вспомогательных войск (из которых тоже часть была пехотой) и немного кавалерии. В кавалерии и в стрелках Рим часто испытывал недостаток, поскольку для их обучения требуются многие годы. Сперва римляне использовали италийскую кавалерию из Кампании, затем кельтскую, иберийскую, нумидийскую, фессалийскую, германскую конницу.
Вместо лучников могли применяться балеарнские (иберийские) и родосские пращники. Но, главное, сами легионеры выполняли обязанности стрелков, метая свои копья.
Но такая тактика представляется некоторым расточительством, поскольку тяжелая и средняя пехота, вообще-то создана для другого. Ей пристало сражаться в сомкнутом строю копьями (особенно, против кавалерии), а не метать их. К тому же, против дальнобойных луков с метательными пилумами не пойдешь.
Некоторые сомнения порождает и описание знаменитой манипулярной тактики римлян. Впереди – линия гастатов, метает пилумы и сражается. Не получается разбить неприятеля – отходит в открывающиеся интервалы второй линии – принципов. У тех не заладилось – отходят через аналогичные построения третьей линии – триариев (копейщиков). И перестраиваются под их прикрытием.
Вроде бы великолепная боевая машина. Но. Попробуйте «выдернуть» из боя отряд. При отступлении он потеряет больше людей, а сразит меньше противников, чем если бы совсем был обречен на гибель.
И не лучше ли было бы не метать копья и дротики, а вводить и выводить через интервалы мощных лучников?
И здесь уместно будет провести сравнение с европейскими армиями 15, 16. 17 веков. Европейцы, благодаря своему аналитическому уму поняли (хотя и не сразу) важную вещь. Конница, даже тяжеловооруженная, часто гибнет во время фронтальных атак на ощетинившуюся копьями фалангу. Однако, копьеносцы малоподвижны, и могут быть расстреляны из дальнобойных луков. А лучники легко вырубаются кавалеристами.
Как в детской игре про полотно, камень и ножницы. Ножницы режут полотно, камень тупит ножницы. Полотно обволакивает камень.
Поэтому оптимальна триада: копейщики, лучники, кавалерия. В правильном соотношении и взаимодействии.
Копейщики держат оборону, давая стрелкам (лучникам, арбалетчикам, аркебузирам или мушкетерам) время перезарядиться. Впервые так была устроена знаменитая испанская терция 16 – 17 веков.
А кавалерия прикрывает фланги (или атакует их), режет коммуникации и уничтожает бегущего врага.
И такая система гораздо ближе к типу армии Александра Великого и его ранним преемникам, чем к римскому легиону.
Однако победа при Аускуле далась Пирру дорогой ценой. Пали 3500 эпиротов против 6 000 римлян (потери менее качественных италийских союзников с обеих сторон не учтены). Но Риму было гораздо легче восстановить свои силы, чем маленькому горному царству (к тому же, отделенному от театра военных действий морем). Здесь то царь Пирр и произнес свою историческую фразу: «Еще одна такая победа, и я останусь без армии».[size=10]
